Соглашения, подписанные 10 лет назад секретарем Совета безопасности России Александром Лебедем и начальником главного штаба вооруженных формирований Ичкерии Асланом Масхадовым, сравнивали то с «похабным Брестским миром» 1918-го, то с позорным Мюнхеном 1938-го. Самые популярные характеристики Хасавюрта — «предательство» и «капитуляция». Легенда же об украденной у военных победе и даже «ударе в спину» родилась сразу же, едва только успели просохнуть чернила на бумаге.
Другая сторона, лежавшая в руинах, тешила свое самолюбие обманчивой мыслью, что великая империя унижена и даже побеждена, а независимость окончательно завоевана. И в тогдашнем Грозном на полном серьезе произносились речи о репарациях и контрибуциях.
Российский обыватель и по сей день думает, что в Хасавюрте был то ли заключен мир, нарушенный басаевским вторжением в Дагестан в августе 1999-го, то ли подписан унизительный акт капитуляции, то ли это было временное перемирие: что именно — непонятно, но, по общему убеждению, нечто очень нехорошее. Чеченский обыватель столь же свято был убежден, что в Хасавюрте Россия ни много ни мало признала независимость Ичкерии. При этом, как водится, текста злосчастных документов практически никто не читал (из российских изданий их опубликовала лишь совсем не массовая и недоступная в провинции «Независимая газета»).
И уж совсем мало кто знает, что юридически эти соглашения потеряли силу вовсе не в 1999-м, когда начался очередной этап кавказской войны, а еще в мае 1997-го, когда Борис Ельцин и Аслан Масхадов подписали в Кремле договор о мире и принципах взаимоотношений между РФ и ЧРИ…
Хасавюртовские соглашения, символизирующие финальный аккорд первой чеченской кампании, на деле, разумеется, не были ни мирным договором, ни капитуляцией, ни вообще серьезным документом, который мог бы повлечь за собой сколь-нибудь серьезные правовые последствия. Строго говоря, это была не более чем декларация о намерениях, поскольку даже договоренности о прекращении огня – и те были достигнуты раньше, на переговорах Лебедя с Масхадовым 15 и 22 августа в селах Старые Атаги и Новые Атаги. Да и произведенный затем вывод федеральных войск из Чечни формально был основан вовсе не на этих соглашениях, а на президентском указе #985 от 25 июня 1996 года. По сути, в Хасавюрте была зафиксирована временная передышка – не более того.
Миф об «украденной победе» и «недобитых боевиках», которых оставалось лишь чуть-чуть додавить, автору этих строк уже приходилось комментировать: то, что творилось в тогдашней Чечне, видел своими глазами, насмотрелся вблизи и на воюющую армию, и на противостоящих ей боевиков. Нельзя украсть то, чего нет. Будь у российских войск летом 1996-го возможность вчистую победить партизан – они бы сделали это. И не было бы никаких соглашений. Поскольку соглашения заключаются тогда, когда сил воевать уже не осталось.
И это действительно было так: ни скоротечная военная операция, ни затяжная война на истощение реальными альтернативами Хасавюрту быть не могли. Потому как не было у Кремля политической воли к завершению этой кампании, а у армии – воли боевой. Живой силы, военной техники и боеприпасов – как раз всего этого было в избытке, чрезмерно хаять тогдашнее качество боевой выучки тоже не стоит – все же возможности регулярной армии в этом плане несопоставимо выше, чем у партизан. А вот чего уже не было у воюющей армии к исходу лета 1996-го, так это морально-психологической решимости, осознания правоты своего дела. Моральный надлом и разложение вооруженного организма были очевидны всем, кто хотя бы раз проехался по чеченским дорогам, видел армейские посты и позиции, общался с солдатами и офицерами за пределами Ханкалы и «Северного». Впрочем, в глаза бросалась и очевидная деградация Ханкалы, не просыхавшей тогда от спиртного, поразительная оторванность штабной жизни от реальной. Если добавить сюда полнейшую импотенцию марионеточной администрации и тотальное разграбление колоссальных средств, деликатно именуемое «восстановлением народного хозяйства», картина будет почти завершенной.
В глазах основной части населения моральный перевес тогда явно был не на стороне федеральных сил. Готовность сражаться и умирать, как оказалось, у их тогдашних противников была выше. Вот и получилось, что российским солдатам было не за что сражаться – только за собственные жизни. Не в последнюю очередь именно по этой причине события в Грозном августа 1996-го и приобрели характер военной катастрофы, а не потому, что кто-то кого-то предал или что-то просмотрел.
Хасавюрт не мог поставить точку в этой войне – ее незавершенность вытекала из всего комплекса нерешенных проблем. Если они вообще решаемы. Однако признаем очевидное: передышка, которую зафиксировали Хасавюртовские соглашения, тогда была выгодна очень многим. Речь, разумеется, не о десятках тысяч людей, временно переставших убивать друг друга и получивших шанс выжить, – все это делалось не из-за н
