К 63-ой годовщине депортации кавказских народов

Ставшие в последние годы доступными архивные документы позволяют в деталях проследить за трагедией чеченского и ингушского народов. В секретной телеграмме начальника конвойных войск НКВД СССР генерал-майора Бочкова Народному комиссару внутренних дел СССР, Генеральному комиссару государственной безопасности Лаврентию Берия отмечалось в связи с этим следующее: «Докладываю, что к погрузке переселяемых чеченцев и ингушей было приступлено в 5.00 23.2.44 г. Всего принято для конвоирования и отправлено 180 эшелонов по 65 вагонов в каждом, с общим количеством переселяемых 493 269 человек. В среднем по 2740 человек на эшелон. Отправка эшелонов в пункты назначения началась 23.2.44 г. и закончена 20 марта с/г. Срок пребывания эшелонов в пути составлял от 9 до 23 суток, а в среднем 16 суток. Сдано в пунктах назначения 180 эшелонов — 491 748 человек. В пути следования народилось 56 человек, сдано в лечебные заведения на излечение 285 человек, умерло 1272 человека, что составляет 2,6 человека на 1000 перевезенных. По справке Статистического Управления РСФСР смертность по Чечено-Ингушской АССР за 1943 год составляла на 1000 жителей 13,2 человека.

Причинами смертности в пути являются:

1. Преклонный и ранний возраст переселяемых, вследствие чего отсутствовала необходимая сопротивляемость их организма изменившимся атмосферным и бытовым факторам.

2. Наличие среди переселяемых больных хроническими заболеваниями (пороки сердца с явлениями декомпенсации, склероз мозговых сосудов, туберкулез, язвенная болезнь желудка и др.).

3. Наличие физически слабых от рождения или перенесших разные изнуряющие болезни».

К сожалению, в российской историографии до сих пор не предпринимались попытки серьезно проанализировать причины столь массовой депортации кавказских народов. В самом деле, на первый взгляд непонятна избирательность сталинского руководства в отношении чеченцев и ингушей, карачаевцев и балкарцев, а также других кавказских народов. Обвинения в антисоветских настроениях и «пособничестве врагу», которые послужили основанием для депортации, не выдерживают никакой критики. Эти народы проявили массовый героизм в годы войны, и степень их «лояльности врагу» была не выше аналогичного показателя у других – как кавказских, так и славянских — народов.

Мы со своей стороны попробуем взглянуть на эту проблему с другой стороны – сквозь призму советской, сталинской геополитики. Мы не претендуем на то, что наши мысли являются истиной в конечной инстанции, и поэтому рассматриваем их как призыв к диалогу и серьезному исследованию данной проблемы.

Следует отметить, что в 1943-1944 гг. сталинское руководство строило серьезные планы по активизации своей политики на турецком направлении. Этот год был ознаменован дальнейшим ужесточением политики СССР по отношению к Турции. В советском МИДе стали готовиться справочные и аналитические материалы, призванные обосновать и подготовить выдвижение территориальных претензий к Турции, пересмотреть положения Конвенции Монтрё 1936 г. по режиму проливов. Важно при этом отметить, что новый турецкий курс Москвы, в основе которого лежало стремление расширить советское влияние в зоне проливов и пересмотреть предусмотренные Московским договором 1921 г. границы, дополнялся масштабным планом сталинского руководства по созданию безопасной этнической полосы вблизи границы между Советским Союзом и Турцией. Из Крыма, Северного Кавказа и Грузии в Среднюю Азию и Казахстан была осуществлена массовая депортация народов, подозреваемых в политической неблагонадежности в силу географической, этнической и конфессиональной близости к туркам: осенью 1943 г. была проведена тотальная депортация карачаевцев (70 тысяч человек), в феврале-марте 1944 г. – чеченцев и ингушей (490 тысяч человек), в марте 1944 г. были выселены балкарцы (41 тысяча), в мае 1944 г. – крымские татары, а также болгары и греки. С ноября 1944 г. по январь 1945 г. была осуществлена также депортация проживавших в Южной Грузии турок-месхетинцев, причиной которой стали, как отмечалось в докладе Л.Берии И.Сталину, их «родственные отношения с жителями Турции».

Рост военного могущества и политического влияния СССР, как победившей державы, объективно вел к увеличению радиуса его геополитических интересов. В отношении Турции эта закономерность приобретала еще более актуальный характер – на всем протяжении от Балтийского до Черного морей Турция была единственным государством, не попавшим в сферу влияния Кремля. Москва открыто давала понять, что ее позитивное отношение к Турции напрямую связано с территориальными уступками. Жесткая позиция Москвы вынудила Анкару обратиться в конце июня 1945 г. за помощью к США и Англии, которые активизировали свои усилия по выработке согласованной линии поведения по данному вопросу. В итоге «турецкий вопрос», за которым фактически скрывался вопрос о территориальных претензиях Москвы к Анкаре и ревизии Московского договора, стал одним из важнейших в повестке дня Берлинского (Потсдамского) саммита, на котором рассматривалось послевоенное будущее Германии и другие актуальные вопросы послевоенного миропорядка. Именно здесь советские лидеры, пользуясь существенно усилившимися международными позициями СССР после победы в Великой Отечественной войне, впервые после 1921 г. поставили перед союзниками вопрос об «исправлении» предусмотренных Московским договором советско-турецких государственных границ.

Позиция СССР по данному вопросу была сформулирована на состоявшейся 16 июля вечером – накануне открытия конференции – беседе советского народного комиссара иностранных дел Вячеслава Молотова с министром иностранных дел Великобритании

Антони Иденом. Во время этой встречи Молотов в ответ на затронутый по инициативе его британского собеседника вопрос о русско-турецких отношениях заявил, в частности, следующее: «в 1921 г. турки воспользовались слабостью Советского государства и отняли у него часть Советской Армении. Армяне в Советском Союзе чувствуют себя обиженными. В силу этих причин Советское правительство и подняло вопрос о возвращении законно принадлежащих Советскому Союзу территорий». В ответ на высказанное британским министром мнение о том, что «турки не согласны на удовлетворение территориальных требований Советского Союза» (о позиции Анкары Иден был проинформирован во время его встречи с турецкими представителями в Лондоне, состоявшейся незадолго до конференции), советский нарком заметил, что «территория, о которой идет речь, не принадлежит туркам», которые «поступили несправедливо, отняв ее у Советского Союза».

Рассмотрение вопроса о территориальных претензиях СССР было продолжено 22 июля на шестом заседании глав делегаций и мининдел трех стран и 23 июля на седьмом заседании глав правительств трех держав, на котором Сталин недвусмысленно заявил своим союзникам о намерении СССР вернуться к границам царской России. Коснувшись своего предложения об «исправлении» советско-турецкой границы, он подчеркнул, что «речь шла о восстановлении границы, которая существовала до первой мировой войны». «Я имею в виду район Карса, – заявил глава советской делегации, – который находился до войны в составе Армении (в составе Карсской области Российской империи; Армения появилась на политической карте региона 28 мая 1918 г. – прим. авт.), и район Ардагана, который находился в составе Грузии (в составе Ардаганского округа Карсской области – прим. авт.)». Вопрос о восстановлении старой границы не возник бы, отмечал Сталин, если турки не поставили бы вопрос о союзном договоре между СССР и Турцией. «А союз, – считал он, – это значит, что мы обязуемся защищать границу Турции, как и Турция обязуется защищать нашу границу. Но мы считаем, что граница в районе Карса и Ардагана неправильна, и мы заявили Турции, что, если она хочет заключить с нами союз, нужно исправить эту границу, если же она не хочет исправлять границу, то отпадает вопрос о союзе». Итог дискуссиям по «территориальному вопросу» был подведен на этом же заседании президентом США Трумэном, который заявил, что данный вопрос «касается только Советского Союза и Турции и должен быть решен между ними». Перенос данного вопроса с повестки дня международной конференции на двусторонний советско-турецкий уровень означал, что США и Великобритания отказываются оказать давление на Турцию и обеспечить международную поддержку советским требованиям в вопросе Карса и Ардагана.

В целом, при рассмотрении в Потсдаме «турецкого вопроса» союзники Москвы выступили против попытки Сталина добиться расширения советской территории за счет территории соседнего государства. Возросшие амбиции Сталина, который к этому времени довел границу геополитического влияния Москвы до Центральной Европы, открытые призывы советского вождя к восстановлению довоенных (1914 г.) границ Российской империи, за которыми скрывалось, в том числе, его стремление избавиться от унижения Брест-Литовского мира, попытки Москвы изменить режим Черноморских проливов, включая создание здесь советских военных баз, и, в целом, возрождение великодержавных тенденций во внешней политике СССР, находившегося после победы 1945 г. в зените своего международного могущества, – все эти факторы вкупе с реальной военной мощью Москвы уже не просто настораживали Вашингтон и Лондон, но и звали их к активным ответным действиям, а кое-где и к жесткому противодействию. Вторая мировая война подходила к концу, и вместе с ней завершалась история особых союзнических отношений между тремя ведущими участниками антигитлеровской коалиции.

Бескомпромиссное давление СССР на Турцию было расценено в США и Европе не только как попытка включить ее в сферу своего влияния, но и как стремление Москвы расширить с помощью «турецкого плацдарма» свое военное и политическое влияние в Средиземноморье, в регионе Ближнего и Среднего Востока. Руководящие политические элиты Запада более активно стали высказываться за необходимость формирования стратегии сдерживания Советского Союза. 22 февраля посол США в Москве Джордж Кеннан в своей знаменитой «длинной телеграмме» призвал свое правительство оказать противодействие растущей экспансии СССР и рассматривать его не как союзн