Патимат Ражапова добилась оправдания несправедливо осужденного сына.
К вечеру жара стала спадать, и в открытую дверь на кухню, поднимая парусом легкий тюль, стали врываться потоки свежего воздуха. Патимат вытерла фартуком вспотевший лоб. Ведь целый день у плиты, закручивала помидоры, огурцы – запасы на зиму. На столе, перевёрнутые вверх дном и прикрытые стареньким бязевым одеялом, выстроились в два ряда трехлитровые банки с солениями, фруктовыми компотами, салатами.
Патимат прикинула, что нужно будет еще засолить кабачки, баклажаны. И стала мыть стеклянную тару, чтобы с утра продолжить закрутку солений.
— Мам, там по телевизору Хамида показывают, — выскочила на кухню дочка.
— Хамида? – не поняла Патимат. – Певца, что ли?
— Какого певца! Нашего Хамида! Они там вместе с братьями Цутиевыми кого-то избили! Да быстрей же иди, а то закончатся новости!
— Что ты такое, глупая, говоришь! – Патимат рванулась в комнату, мокрый трехлитровый баллон выскользнул из рук и, ударившись о кафельный пол, разлетелся мелкими осколками по кухне, горлышко острым концом вонзилось в ногу. Но Патимат, не обращая внимания на кровь, подбежала к телевизору. Она успела только поймать с телеэкрана удивленный взгляд сына, которого сажали в какую-то машину, увидела двух ребят – Хусейна и Саид-Магомеда, услышала конец фразы диктора, что в сотрудников МЧС стреляли из пистолета.
— Этот сюжет почти по всем федеральным каналам был показан 21 сентября 2014 года, через два дня в пять утра их задержали, а 25-го мой сын и его друзья была арестованы по постановлению суда. «ДОШ» подробно писал об этой истории.
Мы с Патимат сидим на той же кухне, где она в тот вечер закатывала соления. На плите посвистывал чайник, Залина, ее дочка, ставила на стол чайную посуду.
– А теперь посмотри на календарь — 20 декабря 2018 года. Моя жизнь эти четыре с лишним года была разбита на мелкие осколки, ранящие сердце, как тот стеклянный баллон, что выпал у меня из рук, когда я узнала, что мой сын и его друзья арестованы.
…Той сентябрьской ночью Патимат решила: ей нужно быть в Москве, ее сын попал в беду. Она ни минуты не сомневалась в том, что ни Хамид, ни его друзья Хусейн и Саид-Магомед ни в чем не виноваты. Знала: это ошибка. В шкафу среди аккуратно сложенного постельного белья нащупала завернутые в салфетку деньги: откладывала на новый холодильник. В 11 часов ночи она вышла из дома.
— Ждать следующего дня – я бы не выдержала. Нужно было действовать. В Москву добиралась то на такси, то на попутных автобусах. После обеда следующего дня я уже была в Рассказовке.
— Не страшно было ночью, на попутках?
— Я об этом не думала: страшно – не страшно. Я обезумела от горя, и все, кто встречался в ту ночь, по мне видели, что я – мать, у меня горе. И помогали…
В Рассказовке она встретила парня по фамилии Кадыров, который так же, как и Хамид, был задержан силовиками, но его отпустили. Он подробно рассказал, что произошло 21 сентября. Патимат четко уяснила одно: в драке с сотрудниками МЧС участвовали чеченские парни, один из которых был сильно избит: следы запекшейся крови она видела на автобусной остановке. Это он пристал к пострадавшей в ДТП с просьбой продать машину, мешая работе сотрудников МЧС. Словесная перепалка переросла в драку, приставучего парня избивали касками. Его товарищ позвонил землякам и на место драки прибежала толпа чеченцев, один стал стрелять из травматического пистолета. Эмчеэсники разбежались. Кавказцы, прихватив окровавленного товарища, ушли. Приехавшие полицейские стали искать кавказцев. В это время (спустя полтора часа!) мимо проходили Хамид, Хусейн и Саид-Магомед. Ни участники ДТП, ни сотрудники МЧС не опознали в них тех, кто ввязался в драку. Однако конфликт со стрельбой по сотрудникам МЧС вызвал большой резонанс, московское руководство МВД потребовало найти подозреваемых и задержать их. Но поскольку настоящие правонарушители в ту же ночь покинули Рассказовку, полицейские арестовали Хамида, Хусейна и Саид-Магомеда.
— Я поняла, что эти парни, участники драки, наверняка вернулись домой, в Чечню. Может, и не все, а вот избитый точно домой отправился, — рассказывает Патимат.
В том, что она-то найдет реальных участников драки, женщина не сомневалась. И она вернулась в Грозный.
Где можно узнать самые последние новости? От политических, к примеру, почему Венгрия категорически не желает пускать беженцев из Чечни на свою территорию, до светских – во сколько обошлась яхта премьеру Медведеву. ….. Х) Но самые достоверные сведения, конечно, республиканские.
Там-то Патимат узнала, что с эмчеэсниками подрались парни из селения Самашки, что один из них избит сильно: «Голову разбили, нос поломали, не лицо – сплошной синяк», — услышала она разговор двух женщин. Забыв о покупках, она поехала в Самашки, где у нее жили дальние родственники.
— Действительно, — сказали мне, — два дня назад из Москвы вернулся Алхазур Закриев. Вместе с другими парнями из нашей республики они поехали в столицу на заработки, вроде, на стройке где-то работали. Был конфликт с сотрудниками МЧС. Что за конфликт, моя родственница не знает. Сказала только, что избили Алхазура сильно: поломали нос, зубы, что ли, выбили. Родители возили его в больницу, там рентген делали, сейчас дома отлеживается, никуда не выходит, пока синяки не пройдут, — сказали мне. Через пару дней я уже знала имена и фамилии всех. кто участвовал в драке с сотрудниками МЧС. Знала, где эти парни живут, кто у них родители.
— Тогда же, — продолжает Патимат, — я совершенно случайно встретилась со знакомым своего сына, и тот рассказал, что он ехал из Москвы в Чечню в одном автобусе с Закриевым. «Я его еще спросил, кто это тебя так разукрасил? Он ответил, что эмчеэсники его избили, и добавил, что, мол, им тоже прилично досталось».
Ее первым побуждением было пойти к Закриевым и уже у самого Алхазура все узнать подробно, сказать, что из-за них, кто спровоцировал этот конфликт, которых закончился дракой со стрельбой, арестовали трех совершенно невиновных.
— Я хотела их уговорить поехать в Москву и признаться в своем участии в этом конфликте. Такое у меня было первое желание. Тем более, как мне сказали, один из них, как раз тот, что стрелял из травматического пистолета, узнав, что задержали невиновных, сразу выразил желание явиться с повинной. Это был Шейх.
— Он приехал?
— Нет. Видно, отсоветовали ему делать это. Он тогда, кажется, во Владимире был. Я потом узнала, что его мать сказала Шейху, чтобы он возвращался домой и о том, что произошло, помалкивал. Да и меня отговорили идти к Закриеву. Самашкинцы и отговорили: сказали, что со мной даже разговаривать родные Алхазура не будут на эту тему.
— Почему они так решили?
— Видишь ли, есть такое понятие, как кавказская этика. Это когда человек, совершивший какой-то проступок, узнав, что за это хотят наказать другого, обязательно пойдет и скажет, что виновен он. Настоящий кавказец никогда не позволит, чтобы за его проступок отвечал другой. Гордость не позволит. Так вот, мне житель Самашки, которому у меня нет основания не верить, сказал, что Закриеву- отцу чужды такие понятия чести. К тому времени уже по селу прошёл слух, что я – мать одного из тех парней, которых арестовали за то, что совершили другие чеченцы. И мне передали, что если Закриев – главный виновник начавшейся заварушки — придет с повинной, то и прочие участники инцидента последуют его примеру. Если же он предпочтет сидеть дома, то и они никуда не пойдут.
— Значит, те остальные тоже считали, что можно сидеть молча и наблюдать, как вместо них будут судить невиновных?
Патимат вздохнула:
— Знаешь, в жизни случается всякое. И когда в твой дом приходит беда, нужно достойно перенести испытания, не потеряв честь и достоинство, не посрамив память предков. Так жили наши предки, так жили мы. Даже в самые суровые годы ссылки чеченцы, голодные, оборванные, не были униженными, никому не делали подлости, сохраняя свой стержень — то, что мы называем яхъ. Я учила своих сыновей оставаться мужчинами, независимо от ситуации. Чеченцы были такими всегда. Но сейчас что-то изменилось.
Она пошла за советом в мечеть – что делать? Как разбудить совесть тех, кто, совершив преступление, прячется за спиной отца и оттуда наблюдает, как будут судить их сверстников, совершенно невиновных.
— Мулла мне посоветовал обратиться к старейшинам тейпа Зумсой, к этому тейпу относятся практически все участники того происшествия. Старейшины выслушали меня и посчитали, что участники конфликта должны признать свою вину и сделать все, чтобы невиновные вышли на свободу.
Старейшины поехали в Самашки, где на улице Восточная, 18 жил Али Закриев, чей сын как раз и был инициатором правонарушения в Подмосковье. В его доме находился и Максим Арцихаев, чьи сыновья Магомед и Адам были соучастниками этого преступления. Он также проживал в Самашках. Разговор был не из легких. Старейшин слушали внимательно, опустив головы. Было ясно, что они знают о конфликте с сотрудниками МЧС, известно им и то, что вместо их сыновей арестованы люди, не причастные к этому инциденту. Три раза старейшины тейпа Зумсой встречались с родителями парней, виновных в драке с эмчеэсниками. Наконец они заявили старейшинам, что никуда их сыновья не пойдут, хоть и не отрицали, что именно они ввязались в драку с сотрудниками МЧС. «А те парни как сидели, так пусть и сидят, видно, у них такая судьба. Если наши явятся с повинной, их тоже посадят, а тех все равно не выпустят».
— Когда старейшины рассказывали мне, как проходили их встречи с родителями парней, виновных в драке, я видела, что им стыдно за своих однотейповцев. А я поняла, что бороться за сына нужно в Москве. Что я буду делать и как – не представляла. Но сидеть, сложа руки, когда сын с друзьями заперт в СИЗО, я не могла.
Три года она жила с одной только мыслью: что нужно сделать, как вызволить сына из тюрьмы? Она забыла, что у нее больные ноги, что от высокого давления темнеет в глазах. Она могла целыми днями простаивать на жаре в одиночном пикете у Следственного комитета, у Генеральной прокуратуры с плакатом о том, что в СИЗО содержатся невиновные — ее сын и его друзья.
— Я поняла, что таких матерей, как я, много. Познакомилась с Любой из Хабаровска, с Гулей из Казани. До сих пор перезваниваемся. Нам повезло, наших ребят освободили за отсутствием состава преступления, а их сыновья осуждены и сидят в колониях.
— Я была не одна. У наших ребят были замечательные адвокаты Таня Окушко, Николай Дьяков, Марина Русакова.
Патимат разослала всем руководителям федеральных силовых структур и Путину в первую очередь заявления с просьбой разобраться по справедливости с дракой в Рассказовке. Приводила список всех участников этого конфликта, их адреса, данные паспортов. В ответ приходили от всех почти одинаковые отписки. Тогда отчаявшаяся женщина заявила, что если ее сына суд признает виновным и отправит отбывать наказание в колонию, она обольет себя бензином и устроит акт самосожжения на Красной площади. В том, что она это сделает, тогда мало кто сомневался.
— И сделала бы! – она и сейчас уверена, что исполнила бы свое страшное намерение. – Ведь их троих и в покушении на убийство обвиняли, а это статья 105 УК РФ, до 15 лет лишения свободы.
А в Грозном, видя, что она не успокоится, пока не добьется, чтобы виновные были наказаны, а невиновные освобождены, ей стали угрожать.
— Звонили, говорили, как и где меня будут убивать, что сожгут дом и всю семью. В полиции Ачхой-Мартана , куда я пришла к следователю, столкнулась с матерью одного из виновников драки. И она мне посоветовала: «Успокойся, а то плохо кончишь».
Когда стало понятно, что угрозами ее не испугаешь, пришла делегация из числа родителей, чьи парни устроили потасовку с сотрудниками МЧС. Предложили приличную сумму денег, только чтобы она перестала добиваться справедливости и на каждом углу рассказывать о том, что произошло в Рассказовке и кто в этом виноват.
— Что я им там наговорила – лучше не вспоминать, но ушли они быстро. Только люди без стыда и свести, с гнилой душонкой могли предложить деньги матери, чтобы она согласилась отправить ни в чем не повинного сына в тюрьму! — до сих пор возмущается Патимат.
Всякое пришлось пережить. Слезы закипали от злости, от безысходности, когда на чиновничью наглость и хамство нельзя было среагировать адекватно. Это было, когда она пришла в кабинет к следователю Андрею Зенкову, который вел расследование этого дела.
— Я едва успела поздороваться и назвать себя, как он стал кричать: «Ты что пришла? Кто пустил? Вон отсюда!» Кричит, руками машет, слюной брызжет. «Ладно, — думаю, — пойду к его начальнику, пожалуюсь на этого Зенкова». Но Роман Семушкин оказался еще хуже своего подчиненного. То, что он говорил мне, женщине, повторять не буду. Лексика почти нецензурная! Он так орал, что из соседнего кабинета прибежала женщина узнать, кто так разгневал Семушкина. Вот тогда вскипели злые слезы: ведь ничего не могу ни сказать в ответ, ни сделать! Сразу же упекут в кутузку, не посмотрят ни на возраст, ни на болезни! От таких, как Зенков и Семушкин, всего можно ожидать.
Что представляют собой следователи, начиная с зенковых и заканчивая руководителями, так сказать, высшего эшелона, Патимат приходилось убеждаться на собственном опыте общения с ними. И когда один из руководителей СК Москвы был арестован, Патимат позвонила в ФСБ и предложила себя в качестве свидетеля по делу арестованного генерала. «Вы шутите?» — спросил ошарашенный дежурный. — «Зачем «шучу»? Запишите мой адрес и номер телефона. Пришлите повестку, если возникнет необходимость во мне как свидетеле. За свои деньги прилечу дать показания!»
Надежда… Какая же все-таки это капризная дама! Взлет — падение, взлет – падение… И непонятно, на каком этапе произойдет перелом и Фемида наконец-то опомнится, обратит свой взор на трех парней, виновных лишь в том, что они были чеченцами и оказались на месте преступления, правда, спустя полтора часа после свершившегося.
– Было множество нарушений: следствие не допрашивало свидетелей защиты, потерпевшие сотрудники МЧС давали противоречивые показания. Судья откровенно посмеивался над невнятными ответами следователя Зенкова за вопросы защиты, — рассказывает адвокат Татьяна Окушко. – А потом судья вызвал Патимат Ражапову как свидетеля. Я боялась, что она расплачется или собьется в показаниях от волнения. Ведь это было ее первое выступление в суде в качестве свидетеля. Но как же достойно Патимат себя вела! Она говорила негромко, не повышая голоса, не играя интонациями, но в каждом ее слове было столько боли и горечи за судьбу сына, что у меня защемило сердце, хотя всю историю я-то наизусть знаю. В зале была звенящая тишина. Прокурор, секретарь суда — все внимательно слушали Патимат. Я обратила внимание, что судья, пока Патимат говорила, не листал бумаги, как это обычно бывает, не смотрел на часы. Он слушал, что говорит МАТЬ. В конце Патимат сказала, что два года не видела своего сына, и судья ей обещал, что выпишет ходатайство в СИЗО и ей дадут свидание с сыном. В моей практике такое случилось впервые.
В тот раз надежда была на взлете: судья отправил уголовное дело прокурору на расследование в связи с допущенными следствием ошибками.
А Патимат почему-то была уверена (и, как оказалось, интуиция ее не подвела), что ускорить справедливое решение этого дела поможет Михаил Федотов, председатель Совета по правам человека, советник президента.
— Политикой раньше никогда не интересовалась особо, но когда ребята попали в эту историю, поневоле стала интересоваться, кто на этом властном небосводе какую играет роль. Кто просто кресло занимает да взятки берет, а кто действительно помогает людям. Так вот, Михаил Александрович как раз из тех, кто помогает, — рассказывает Патимат.
Попасть к нему на прием, однако, не получалось ввиду его постоянных командировок по стране и за рубеж.
— К тому же, таких, как я, в стране тысячи. На какой-то встрече увидела его с одним нашим деятелем. Обратилась к дальнему родственнику этого деятеля, чтобы он узнал телефон Федотова. Тот недели полторы-две не объявлялся, потом звонит, мол, надо встретиться. Увиделись, и тут он мне говорит, что телефон нашел, но это стоит… и называет сумму, для меня неподъемную. Я ему говорю: «Посмотри, во что я обута — в чувяки рваные. Мне кормить семью не на что, — говорю, — а ты такую цену заломил». И поворачиваюсь, чтобы уходить. И тогда он мне называет несколько цифр номера телефона Федотова. «Попытайся, понабирай, может, получится», — сказал.
Она тогда две тетрадки в клеточку исписала цифровыми комбинациями — целый месяц провела за непрерывным набиранием телефонных номеров.
— У меня в глазах уже цифры бегали, снова и снова я попадала не туда и сколько же всякого разного от абонентов услышала! Больше всего раздражались женщины.
— А ты бы его голос узнала? Не могла ошибиться?
— Ну, что ты! Я же все выступления Михаила Александровича прослушала и по телевизору, и по радио. Его голос ни с каким другим не спутаю. И однажды, услышав «Алло!», поняла, что дозвонилась. И тогда я расплакалась! Сквозь слезы прошу его не бросать трубку, выслушать меня. Михаил Александрович меня успокаивает, говорит, что он сейчас в отпуске, а в понедельник будет в Москве и обязательно со мной свяжется, что мой номер он видит на своем телефоне. Дозвонилась я ему в пятницу, а в понедельник Федотов позвонил мне, я прилетела в Москву и мы с ним встретились.
Вместе с адвокатами Таней Окушко и Николаем Дьяковым этим делом теперь занялся сотрудник Совета по правам человека Евгений Мысловский.
— 27 июня 2017 года мне позвонила Таня и сказала, что ребята на свободе, с них снята 105 статья. Я вроде бы и ожидала позитивных новостей, все к тому шло, но как услышала слова «на свободе», дыхание перехватило . Уже потом спрашиваю Хамида, что он почувствовал, а он отвечает «Небо. Синее небо. Захотелось снять обувь и босиком идти туда, к горизонту. Столько простора, воздуха, неба – не передать, какое это чувство». Я сначала не поняла, почему небо, а потом дошло: ведь за три года пребывания в СИЗО они не видели неба! Их выводили на прогулки, но это же под навесом! На суд возили в автозаке. В суде сидели – закрытое помещение, неба опять не увидишь. Для моего сына свобода началась с синего неба и дороги к горизонту. Освободить-то освободили, но уголовное дело по хулиганству еще не было закрыто. Еще полтора года тянули.
— Пятого декабря 2018 года было вынесено постановление о полном прекращении уголовного преследования в отношении Хамида Хусейна и Саид-Магомеда… Расследование, длившееся четыре года, из которых около трех лет молодые люди находились в СИЗО, а Саид-Магомед — под домашним арестом, завершилось. Доказано: наши ребята невиновны. Это была большая победа не только для нас, но и для Совета по правам человека, который нам постоянно оказывал помощь и поддержку, — сказала Татьяна Окушко и добавила, что участие Патимат в этом деле трудно переоценить.
— Ты за эти четыре года часто плакала?
— Нет, мое сердце от бессилия плакало, но не я, — чуть подумав ответила Патимат. Помолчав, уточнила. — На людях – никогда. Ночью, дома, в подушку, бывало, и плакала. Но редко. Раскисать, болеть – тогда нельзя было. Это я сейчас чуть расклеилась. Но это временное явление. У меня муж инвалид, сын больной. Я им нужна.
Журнал “ДОШ”№4-2019.
