Делать было нечего, я решил взять такси до Ищерской, а там уже до нашей станицы рукой подать. Моздок кишел военными, во всех кафешках и ресторанах кутили контрактники.

Я понял, что будет война… Было четкое ощущение неотвратимости наступающей катастрофы. Десятки тысяч людей, тысячи единиц автотранспорта, сотни танков и бронетранспортеров, артиллерия, самоходки, «Грады», «Ураганы». Полки, бригады и дивизии выводятся в поле не для того, чтобы напугать противника, а для того, чтобы уничтожать его. Для запугивания противоположной стороны существует масса других методов, начиная с грозных заявлений различного рода пресс-секретарей всяких ведомств. Если войска стоят в поле, значит, в отделах оперативного планирования штабов всех уровней уже намечены цели для ударов с воздуха и с земли. Военная машина, приведенная в движение, не знает обратного хода. Генералы мечтают о больших звездах и должностях, офицеры в полках и батальонах уже собирают трофейные команды, а солдаты, сержанты и прапорщики смотрят в бинокли и намечают дома, коттеджи и отдельно стоящие виллы для «зачистки» от излишней роскоши, которая больше не пригодится их бывшим хозяевам.

В самом начале декабря бомбили Калиновскую, вернее, аэродром, на котором стояло несколько десятков учебных самолетов чешского производства Л-29. До этого уже был неудавшийся штурм Грозного 26 ноября. Война могла начаться, образно выражаясь, уже сегодня после обеда. Поэтому я решил отправить мать в горы, к ее брату, моему дяде. Как мне тогда казалось, на неделю или чуть больше.

Во многом знании много печали. Я уже знал, что такое война. Последние остатки надежды, что политики в Москве образумятся и отведут войска, разбивались о доводы холодного разума. Российская армия изготовилась к атаке. Даже самый прекраснодушный оптимист теперь это понимал. Над головами летали самолеты, через нашу станицу проложили трассу вертолеты. «Крокодилы» Ми-24 и Ми-8 перелетали через нас и садились за Тереком, снабжая «оппозицию» оружием, боеприпасами и всем необходимым для ведения боевых действий.

Воспоминание в воспоминании: осенью, помнится, в октябре миротворческая делегация из Наурского района решила устроить встречу с противоположной стороной из Надтеречного района, с антидудаевской оппозицией. Собралось несколько десятков человек и отправились на Ищерский мост. Автурхановцы[Умар Автурханов тогда был главой промосковского антидудаевского Временного совета] отказались вести любые переговоры и не пропустили делегатов через мост. Каждая из сторон осталась на своем берегу и наблюдала за противоположной с помощью биноклей. На Знаменский круг садились вертолеты, разгружались и машины. Понятно, с чем они разъезжались по селам. Вскоре выяснится, что уже тогда формировались отряды и вооружались как бы добровольцы для атаки на Грозный. Это происходило примерно за месяц до нападения. Наблюдатели на двух берегах Терека разглядывали друг друга в бинокли, махали друг другу руками, и там и там были чеченцы… Но здесь, у поста ГАИ, стоял старый танк Т-54, без боекомплекта, там установили зенитку и выкопали окопы…. Ощущение полного абсурда.

Моя мама, категорически отказывалась ехать в горы. Никакие уговоры на нее не действовали. Хозяйство, дом, скотина, огород, по ее мнению, требовали ее присутствия, несмотря на угрозу начала какой-то там войны. Но все же с помощью брата и соседей мне удалось добиться ее согласия на временную депортацию в горы. Никогда не забуду выражение ее глаз, когда она садилась в машину и покидала свой дом. На склоне жизни отправиться снова в изгнание! Потом, через пять лет, ей снова пришлось проделать этот путь. Когда началась вторая российско-чеченская…

Опять воспоминание в воспоминании. В Толстой-Юрте устроили блок-пост, задолго до начала боевых действий. Проверяли всех, кто направлялся в сторону Грозного, вглубь Чечни и назад. Останавливалось любое транспортное средство. Машины и обыскивал всегда один и тот же тип с несуразно большой головой. Этот гидроцефал, весьма довольный своими обязанностями, с ехидной улыбкой требовал у всех паспорта. Большинство подчинялось. Мужчин заводили в вагончик и обыскивали. Потом уже долгие годы после двух войн многие, прошедшие это унижение, надеялись на встречу с Большой Башкой. Не знаю, осуществились ли их мечты… Однажды на этом блок-посту остановили автобус с женщинами, направлявшимися в Грозный на антивоенный митинг. На беду дежуривших тут, женщины эти оказались из Новотерской, из тейпа Химой. Пожилые горянки и женщины средних лет устроили буквально разгром этого импровизированного блок-поста, да такой, что персонал сего учреждения убежал в глубь Толстой-Юрта. Не стесняясь в выражениях, отчаянные и отважные химоевки обкладывали «оппози» последними словами и кидались в драку. Видимо, в караульных оставалось еще что-то чеченское, поскольку они решили не устраивать свару с женщинами и предпочли ретироваться.

Школы, больницы и другие учреждения не прекращали работу. Учителя, врачи, впрочем, как и все остальные рабочие и служащие, зарплаты не получали, но на работу продолжали ходить. Занимались привычными делами, словно не замечая нависшей над ними смертельной опасности. Люди пытались за повседневными хлопотами забыть свои тревоги и страх перед неминуемым ужасом, словно делая вид, что если войну не замечать, то она никогда не грянет. Не получилось. Грянула 11 декабря…

В первые декабрьские дни произошло нападение на пост у станицы Ищерская. Рано утром из тумана выскочил бронетранспортер и обстрелял находившихся на посту. Было ранено несколько человек, без убитых, по счастью, обошлось. Раненым оказали первую помощь сами нападавшие. В плен попали двое. Командир группы приказал расстрелять их и отходить назад, в сторону Галюгаевской. Один из раненых чеченцев слышал этот приказ. Но произошло следующее: несколько человек из группы атаковавших блок-пост отвели двоих плененных за помещение поста, выстрелили из автоматов поверх их голов и сказали: «Теперь вы расстреляны, бегите!». Те немедленно исполнили это требование. Зверства и ожесточение были еще впереди, а пока все пытались сохранять какие-то остатки человечности.

Под утро 11 декабря завыли сирены гражданской обороны, оставшиеся в селах и станицах нашего района еще с советских времен. ВОЙНА!!! Российская армия пересекла границу. В предутреннем зимнем мраке слышались плач женщин и ничего не понимающих детей, движение машин, беготня растерянных людей. В первые часы войны ее первой жертвой в нашей станице стал старик, у которого не выдержало сердце при известии о начале страшного бедствия. Шута, потерявший в младенчестве своих родителей и почти всех родных в депортации, как будто добровольно ушел из жизни, не желая в старости снова пережить страдания, кровь и слезы. Похороны были недолгими, с ними быстро управились. Колонна войск уже к обеду была в станице Червленной, на границе Шелковского и Наурского районов. Войска добрались до так называемого Червленского круга, перекрестка дорог на Дагестан, Грозный, Моздок и оказались блокированы мирными жителями. Люди предавали друг другу известие, что из Грозного пришел приказ: не оказывать до последней возможности вооруженного сопротивления, но постараться остановить наступающие колонны мирными средствами, митингами, блокированием дороги и т.п..
Да всем и без приказа было понятно, что в равнинном и безлесном Затеречье не приходится и думать о каком-либо вооруженном сопротивлении.

Колонна войск была остановлена, военные не решались на активные действия. На БТРах и в машинах сидели насупившиеся от холода и не самой теплой встречи офицеры и солдаты. Казалось, они сами не понимали, как они тут оказались и что им тут делать. Между бронетехникой и автотранспортом бродили местные жители. Вступали в диалог, ругались, требовали, чтобы военные повернули назад и покинули пределы республики. Военные коротко отвечали: «У нас приказ». Иногда происходили трагикомические сцены: долговязый местный мужчина средних лет наседал на юного солдатика, скорчившегося от холода в окопчике возле танка. Что он делал рядом с этим танком, когда успел выкопать эту ямку, солдатик наверное, и сам не понимал. Мужик присел рядом с ним и сказал:

– Что, замерз? Садись в эту дуру и езжай к мамке, пока совсем не околел от холода.

Солдат, потоптавшись в окопе, робко ответил:

– У меня, это… приказ у меня. Не могу я…

Думаю, он погиб в новогоднюю ночь в Грозном. Совсем мальчишка был…

В пяти-шести километрах от колонны в станице Николаевской собралось несколько сотен вооруженных чем попало мужчин. Самым грозным оружием тут был автомат АКМ. У всех остальных имелись только охотничьи дробовики или мелкокалиберные винтовочки ТОЗ-3 и ТОЗ-7 из школьных кабинетов НВП (начальной военной подготовки). Никакого командования, никакого единоначалия – люди собрались, чтобы всего- навсего показать, что настроены решительно, продемонстрировать, так сказать, свой боевой пыл. В начале войны многим казалось, что, стоит лишь оказать небольшое военное сопротивление, и поднимется российская общественность, возмутится мировое сообщество и московские начальники пойдут на попятную.

Ничего этого не произошло. Российскую общественность, за редкими исключениями, мало интересовали события на окраине империи, мировое сообщество ограничилось, как всегда, «озабоченностью» (слово, которое я с тех пор ненавижу), а московское начальство решило не ограничивать себя в средствах, лишь бы привести к покорности «зловредный народец».

Короткий зимний день, первый день войны подходил к концу, замерзшие и оголодавшие люди собирались расходиться на ночлег, когда к толпе подкатил жигуленок. Из машины выскочили двое, один из них объявил: «Русские повернули обратно и собираются покинуть Чечню! Нужно отобрать у них оружие, оно нам еще пригодится!» Пришедшая в возбуждение толпа уже не слушала никаких призывов к благоразумию. Люди перескочили через переезд у железной дороги и понеслись в сторону Червленной. Тем временем провокаторы, принесшие эту ложь, как будто испарились. Самое удивительное, что впоследствии никто не смог вспомнить, кто это были и как они выглядели.

Толпа, примчавшаяся на всех видах транспорта к Червленскому кругу, была встречена плотным огнем из пулеметов и автоматов федеральных войск. Вверх взлетели осветительные ракеты, начали взрываться мины. Со стороны собравшихся местных жителей раздавались лишь редкие ружейные выстрелы. Люди отошли назад, воспользовавшись темнотой и сгустившимся туманом. Утром к сельсовету станицы Николаевской подъехал УАЗ-таблетка. Из него выгрузили несколько тел погибших в эту ночь. Так началась война…

Журнал “ДОШ”№6-2019.